Версия для печати > ЗАЯЧИЙ СУГРОБ

Загнало чернополье зайчишку в Маланьино болото, и боязно ему оставить косматые кочки да чернота-ловые трущобы. Уж больно много охочих вцепиться в косого, а тут бел, как раздет.
Свежа в памяти весна, когда филин на всю округу ухал-орал: «Шу-у-бу сдеру, шу-у-бу сдеру!» А летом лис шнырял и до чего противно тявкал — вспоминать не хочется. А ястреб-тетеревятник... Тот, как тать, исподтишка норовит долбануть по голове да запустить в бока занозистые когти.
Жалился зайчишка в седые усы, жался в кочкарнике и дождался-таки: снег валом повалил и разгуляй-ветер с поскотины понес его к болоту. Ошибся ветер с ним, укололся о чер-ноталье и завертелся на одном месте, будто зверь душевередно стреляный. Тогда и стал подниматься упругим загривком желанный сугроб.
Стриг беляк таловые веточки, косил из болота на поскотину и думал: «Мой сугроб будет, мой! Затвердеет он, и-эх, любо-дорого поплясать на нем! И никто меня не приметит, и от болотной убродины привал — не похаешь».
Окреп сугроб, и радешенек вскочил на него длинноухий. Только «трепака» хватить хотел, как чем-то неприятным напахнуло. Скривил он губы и повернул курносую мордашку в сторону Горелого болота: никак псиной тянет?
Сиганул косой в кусты, хрумкнул разок-другой прутиком и... обмер. Совсем близко тяжелый кто-то целиной бредет к сугробу, снег под лапами «пых-пух, пых-пух». И лишь успел притулиться за кочку, как выбрались на сугроб серые зверюги. Обнюхал загривок, глазищами сверкнули и на болото уставились: раз следы есть, так где же заяц?
Поленились волки лезть в Ма-ланьино болото и растянулись нахально по сугробу. А проклятый самец заднюю ногу поднял, обрызгал-изгадил самое милое местечко...
Утром опустел сугроб. Слетела сюда сорока, поковырялась для интереса в опрятных опилочных шариках беляка, «крякнула» с досады и над болотом взвилась. Потом чечетки-хлопотушки облепили ближнюю березу и ну обсевать сугроб семенами. Замусорили — не признать.
Слушал, смотрел заяц, и горчило у него внутри пуще, чем после осиновой коры. И опять жалился горемыка: «А и всего-то хотел облюбовать себе сугроб, один-разъединст-венный».