9 ЯНВАРЯ 1905 ГОДА КАК ЛЕНИН ЭТО ВИДЕЛ

 В тревоге начинала столица Российской империи пятый год XX века. Эхо позорных поражений на Дальнем Востоке прокатилось по всей стране, гулко отозвавшись в Петербурге. Столкновение с Японией не стало для самодержавия желанной «маленькой победоносной войной» — внутренняя гнилость режима обернулась скандальным внешнеполитическим крахом. Начиналась агония старой России.
 В первый день нового, 1905 года в статье «Падение Порт-Артура», опубликованной в нелегальной большевистской газете «Вперед», В. И. Ленин писал: «Самодержавие ослаблено. В революцию начинают верить самые неверующие. Всеобщая вера в революцию есть уже начало революции. О ее продолжении печется само правительство своей военной авантюрой. О поддержке и расширении серьезного революционного натиска позаботится русский пролетариат».
 Ленинские слова оказались пророческими. В Петербурге 3 января забастовали 13000 рабочих Пути-ловского завода. Повод — несправедливое увольнение четырех мастеровых. Переговоры с дирекцией были бесплодны, и путиловцы избрали средством борьбы за свои права стачку. Начиналась неделя, завершившаяся Кровавым воскресеньем, но в понедельник, 3 января, никто и представить не мог, что 10 января, следующий понедельник, уже будет за порогом «серой, будничной, забитой жизни», будет вторым днем первой в России революции.
 История документальна, и документы революции отличны от других. В них — ужасы прошлого, заставившего взяться за оружие; в них героика и трагедия борьбы; в них — радость победы и горечь поражения. В ряду документов трех российских революций документы самой первой — особые. Здесь мучительные сомнения, крушение вековых надежд на «царя-батюшку», здесь удививший мир размах октябрьской стачки и невиданный героизм пролетарских баррикад в декабрьской Москве...
 Начало... Истоки его в нищете и бесправии, в рассказе о которых сухие цифры сильнее эмоций. В начале XX века средняя продолжительность жизни пролетариев Петербурга составляла, по данным столичных врачей, около 40 лет. Рабочий день — одиннадцать с половиной часов, сверхурочные, штрафы, убогое жилье. Нет ни техники безопасности, ни отпусков, ни пенсий, ни даже рабочих столовых... Труднее всего самым слабым — женщинам и детям. В 1904 году 25 процентов всех рабочих столицы составляли женщины и почти 10 процентов, а на мелких предприятиях 23, — дети до 16 лет. За 15—40 копеек в день работали по 10—14 часов шести-, восьмилетние малыши. Фотографии тех лет дают возможность увидеть социальную пропасть между людьми, ликвидировать которую могла только революция.
 Работницы «Треугольника», где запахом резины пропитываются все вещи, работают по одиннадцать с половиной часов. Голодная собака не ест того мяса, которое пролежало на фабрике два-три часа... В начале XX века из 100 родившихся детей рабочих умирало более 60.
 В этой нищете и забитости рождалась петиция, с которой 9 января десятки тысяч людей пойдут к царскому дворцу. Священник Г. Гапон и созданное им «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. С.-Петербурга» решили организовать это шествие-просьбу, но по мере развития событий оно все более и более стало приобретать характер демонстрации протеста. Уже 4 января, донося в департамент полиции о забастовке путиловцев, начальник столичной охранки подполковник Л. Н. Кременецкий отмечал: «Настроение рабочих спокойное, но твердое. О возможности каких-либо уступок не говорят».
 5, 6, 7, 8 января Петербургский комитет большевиков обратился к рабочим с листовками, в которых призывал к общей политической стачке, объясняя, что царя нужно не просить, нужно гнать его с престола. Под влиянием большевиков в петиции, которую подписали десятки тысяч пролетариев столицы (судьба листов с подписями неизвестна), появляются политические требования — свободы слова и печати,созыв Учредительного собрания и так далее. Но сорвать шествие не удалось, воспитанная веками вера в «царя-батюшку» должна была еще выдержать последний экзамен. Напряжение в Петербурге росло. Забастовка лишила город воды, электричества, газет. Столица полна слухов.
 В ночь на 9 января в одном из помещений Академии художеств собрался Петербургский комитет большевиков. Принято решение: всем членам партии быть в рабочих колоннах, создать группы из знаменосца, агитатора и охраны, которые должны выступить в подходящий момент.
 Как вспоминают очевидцы, в рабочих районах к воскресенью готовились торжественно: допоздна работали бани, доставали нарядную одежду, в чистые полотенца заворачивали гостинцы детям — предстояла дальняя дорога к царскому дворцу.
 Допоздна готовились и власти. Их намерение было: пулями загнать в цеха и подвалы тех, кто хотел подняться к нормальной человеческой жизни, страхом парализовать их волю к борьбе. С 7 января издавалась диспозиция воинских частей, вызваны подкрепления из Ревеля и Пскова — «царь играл в войну совершенно серьезно». Город разбили на восемь участков, во главе каждого — генерал. Более восьми тысяч пехоты и трех тысяч кавалерии преградили безоружным рабочим путь к центру. Прибывший из Пскова 93-й Иркутский пехотный полк и лейб-гвардии конногренадерскии полк разбили лагерь у Нарвских ворот, рота Преображенского полка перегородила Невский проспект. По улицам выслали конные и пешие патрули, у застав приготовили для будущих жертв санитарные фургоны. Всем врачам приказано быть на рабочих местах.
 Дворцовую площадь оцепили солдатские шеренги, и у окрашенных в красный цвет стен Зимнего дворца М. Горькому предстала необычная картина: «...вокруг жилища царя стояли плотной неразрывной цепью серые солдаты, под окнами дворца на площади расположилась конница, торчали пушки, небольшие и чем-то похожие на пиявок. Запах сена, навоза, лошадиного пота окружали дворец, лязг железа, звон шпор, крики команды, топот лошадей колебался под слепыми окнами дворца».
 В рапорте командира Преображенского полка: «За всеми ротами следовали походные кухни, люди были тепло одеты и имели на себе по 30 боевых патронов».
Воскресным утром на рабочих окраинах Петербурга собирались десятки тысяч людей с наивной верой в царскую милость. Вряд ли кто из них думал, что уже вечером будет сражаться на баррикадах с оружием в руках, ибо еще утром «просили всех, чтобы никто не брал с собой даже перочинного ножа». Все ждали чего-то необыкновенного, небывалого, настроение было торжественное, многие стояли без шапок.
 И конечно, много детей. За Невской заставой их хотели поставить в первый ряд, но вовремя одумались — впереди пошли самые сильные и смелые.
 Понесли к Зимнему дворцу петицию с десятками тысяч подписей.
Жаловались: «Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам... Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук». Просили: «...правды и защиты» и уже требовали созыва Учредительного собрания, принятия мер против бесправия и невежества, против нищеты и гнета капитала».
 Максим Горький весь день 9 января провел на улице. Вот что он писал об этом воскресном утре: «Вера приходила, обнимала людей, возбуждала их, заглушая тихий шепот сомнений... Люди торопились поддаться давно желанному настроению, стискивали друг друга в огромный ком единодушных тел, а плотность, близость плеч и боков согревала сердца теплой уверенностью, надеждой на успех». Предупреждение большевиков в листовке 8 января: «В воскресенье перед Зимним дворцом, если вас только туда пустят, вы увидите, что вам нечего ждать от царя» — оказалось пророческим.
 Нет фотографий расстрела, слово официальному отчету. В «Описании действий войсковых частей 9 января 1905 года» события у Нарвских ворот изложены кратко: «Ввиду безуспешности попыток остановить толпу увещаниями или угрозами, против нее был выслан один эскадрон конно гренадер, при приближении которых толпа раздалась, причем с ее стороны было произведено 2 выстрела из револьвера (не причинивших вреда), и одному из нижних чинов был нанесен удар крестом. Тогда, ввиду явно враждебного настроения толпы, эскадрон был отозван назад, а 2 ротам 93-го пехотного Иркутского полка, после троекратного предупреждения и сигнала, было приказано стрелять. После 5 залпов толпа, наконец, рассеялась, оставив на месте более 40 чел. убитыми и ранеными».
 К двум часам дня на Дворцовой площади собрались тысячи людей. В официальном рапорте написано: «Эскадрон кавалерии на Певческом мосту был принужден произвести две атаки с обнаженным оружием, нанося удары шашками плашмя, после чего толпа рассеялась и более не собиралась. У Александровского же сада толпа укрывалась у решетки сада и позади нее, вследствие чего даже и атаки кавалерии с обнаженным оружием не оказали никакого действия. Тогда, после многократных увещаний и сигналов «стрелять», одна рота л.-гв. Преображенского полка принуждена была дать два залпа. После второго залпа толпа очистила прилегающую часть площади и сад, оставив на месте около 30 чел. убитых и раненых, а затем была окончательно рассеяна атакой высланных вперед казаков».
 М. Горький так описывал расстрел 9 января: «Люди падали по двое, по трое, приседали на землю, хватаясь за животы, бежали куда-то, прихрамывая, ползли по снегу, и всюду на снегу обильно вспыхнули яркие красные пятна. Они расползались, дымились, притягивая к себе глаза... Толпа подалась назад, на миг остановилась, оцепенела, и вдруг раздался дикий, потрясающий вой сотен голосов».
 У одного из очевидцев трагедии осталось в памяти, что у убитых были удивленные лица. Их смерть стала рубежом, когда просящая толпа стала превращаться в требующий народ. Первыми эту перемену настроения почувствовали мальчишки — стали дразнить и бранить солдат и казаков. Их не пощадили. По приказу командира 3-й роты Преображенского полка Мансурова был дан залп поверх толпы, по деревьям Александровского сада, выходившего на Дворцовую площадь. Стреляли в мальчишек, забравшихся на ветви: Александр Иванов, 12 лет, ученик начальной школы — 3 раны; Константин Егоров, 16 лет, ученик чертежника — 2 раны... Ранены дети на катке Александровского сада. У Нарвских ворот убит юноша семнадцати лет, мать поставила его в первый ряд с иконой в руках, первым залпом ранен и убит вторым мальчик десяти-одиннадцати лет, шедший рядом с ним.
 В. И. Ленин писал: «Храбрые генералы действовали «с успехом» против неприятеля, который шел с голыми руками, заранее поведав всем и каждому, куда и зачем он идет... Это было самое подлое, хладнокровное убийство беззащитных и мирных народных масс».
 Точное число убитых и раненых неизвестно. Журналисты составили примерный список, в котором 4600 фамилий. Погибли, выполняя решение Петербургского комитета партии, большевики, рабочие Путиловского завода Волков М. П., Ханцев Г. Г., Андреев И. И.; учительница Берди-чевская М. Л., Казанцев М. В., Васильев Л. В., Архангельский К. В., Егорова М. Г., Арк. Афанасьев. Ранены большевистские агитаторы: студент Политехнического института Фрунзе М. В., Малышев С. В., Евсеев Ф. 3., Иваницкая О. П. Среди пострадавших много молодых людей: в одном из списков Петербургского жандармского управления из 101 убитого 14 моложе восемнадцати лет. Уже днем на улицах столицы появились первые баррикады, только на Васильевском острове их было двенадцать. Те, кто утром, идя к Зимнему дворцу, не брал с собой перочинного ножа, чтобы не было даже намека на насилие, уже днем разбивали оружейные лавки в поисках настоящего оружия. Как докладывал Петербургский комитет III съезду РСДРП: «На Невском и у Зимнего дворца настроение после 12-ти было так сильно, так определенно, что агитация являлась совершенно излишней».
 9 января стало переломным днем русского рабочего движения. «Революционное воспитание пролетариата, — писал В. И. Ленин, — за один день шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни. Лозунг геройского петербургского пролетариата «смерть или свобода!» эхом перекатывается теперь по всей России. События развиваются с поразительной быстротой». Революция началась.