На главную > О СТРАНЕ И МИРЕ > КОРМУШКА

КОРМУШКА


 Сквозь сон я слышу звонкое частое постукивание. Человек так не может стучать, хотя первое время, только что приехав из города, я вставал и шел к двери открывать, но на пороге никого не было. Не было даже следов на снегу к дому. За ночь узкая тропинка от калитки становилась девственно-белой. Стучалась ко мне в окно обыкновенная синица, поднимала с постели в восемь утра, когда еще только-только над кромкой соснового бора занимался рассвет. В январе рассветает поздно.
 Сначала синица просто-напросто долбила своим острым клювом замазку на окне, но потом, когда я начал птиц подкармливать, я заметил, что синицы быстро-быстро рассыпают клювом трель по оттаявшему сверху стеклу. Постучат-постучат и, нагнув точеную головку с белыми щеками, всматриваются в комнату, торопят меня, мол, пора завтракать, а на завтрак я им выношу подсолнечные семечки, крошки хлеба, мелко нарезанное сало. Я специально снаружи на карниз окна прибил цинковый противень, который сам и смастерил для них.
 Как бы я с вечера ни топил плиту, к утру в избе всегда прохладно, иной раз никак не решиться выбраться из-под ватного стеганого одеяла. Дохнешь — изо рта клубок пара. Но синицы торопят, да и когда-нибудь все равно нужно вставать... Это поначалу неприятно, а потом я выскакиваю наружу, бегу к колодцу, достаю два ведра воды и азартно плескаюсь у крыльца. Ледяная вода обжигает, как крапива, но зато приходит бодрость, хорошее настроение. Правда, оно тут же портится, когда я замечаю на снегу заячьи следы у спящей яблони: косой обглодал вокруг ствола кору. Теперь ничего не поделаешь, деревцо погибнет. Заячьи следы и у других яблонь, но погубил он почему-то именно эту, остальные не тронул.
 Деревенские синицы в отличие от городских, что водятся в парках и домах отдыха, не садятся на руку и не клюют с нее угощение. Они терпеливо ждут на яблоневых ветвях, когда я насыплю им семечек и накрошенного хлеба на противень и уйду. Иначе не подлетят. Вообще-то синицы смелые птицы: не довольствуясь кормушкой, залетают в сени, садятся на полки и отважно посматривают на меня. Для сообразительных я в неглубокую коробку насыпаю тоже семечек, крошу сало, вареное мясо. Однако пока не уйду, клевать не станут.
 Интересно из окна кухни наблюдать за кормежкой птиц! В основном синицы хватают с противня семечко и отлетают на яблоню, где его расклевывают, некоторые жадины располагаются в кормушке и прямо в ней клюют, а когда подлетают другие — стараются прогнать их. На заборе сидит одинокий воробей и с завистью наблюдает за синицами, один он к кормушке подлететь не решается. Но вот к нему присоединяется еще с десяток воробьев, и тогда они стремительно налетают на кормушку, оттесняя птиц. Тут уж я прихожу на помощь. Синицы мне более симпатичны, чем эти серые разбойники. Воробьи отлетают, но недалеко, и ждут своего часа. После того как я их несколько раз подряд прогоняю, они вырабатывают свою тактику: на кормушку больше не садятся, слетают под нее и там со снега подхватывают упавшие семечки. А один воробей-мудрец додумался вот до чего: он выбирал момент, когда кормушка оставалась незанятой, с шумом влетал в нее и начинал клювом и ногами разбрасывать с нее крошки во все стороны. Тут же их под кормушкой подхватывали его приятели.
 Из леса прилетала сойка. Мне нравится эта красивая большеголовая птица с коричневым, расцвеченным голубым, синим, зеленым оперением, она усаживалась на яблоню и некоторое время настороженно озиралась. Синицы привыкли ко мне — я подходил к окну и с близкого расстояния их разглядывал, — сойка этого не позволяла. Она прилетала на кормушку, быстро хватала клювом сразу несколько кусков покрупнее и улетала подальше. Съев на стороне хлеб, снова прилетала. Синицы и воробьи беспрекословно уступали ей место на кормушке.
 Привлекала кормушка сорок и ворон, но те редко садились на нее. Сороки еще случалось и хватали с кормушки еду, а вороны всегда выжидали в сторонке. Кормушка их не привлекала: вороны предпочитали порыться на помойной куче. Крупные птицы прилетали еще раньше синиц, я всегда по утрам видел их крестообразные следы на снегу.
 Вдоль забора я установил на длинных шестах пять скворечников. Два были сделаны из полых стволов сгнившей осины. Зимой в обоих скворечниках поселялись пестрые дятлы. Впрочем, я подозреваю, что это их запасные квартиры, потому как видел я их на скворечниках не так уж часто. Потом у дятла такая уж работа: с утра до вечера он промышляет в лесу, «лечит» от вредителей деревья. Дятлы продолбили в обоих скворечниках по второму отверстию. Сколько я ни ломал голову, но так и не понял: зачем это им? Тем более что отверстия почти рядом — одно против другого.
 Дятлы к кормушке не подлетали, по-видимому, считали ниже своего достоинства, но сверху, со скворечников, посматривали на синиц и других птиц с пренебрежением. Сколько я ни пытался их прикармливать, они так и не спустились вниз. Конечно, работяги они удивительные! 'Мало того, что день-деньской стучат в лесу, так, вернувшись домой, каждый раз деловито обследуют собственные скворечники: простучат вдоль и поперек, только щепки летят. Один раз я весной снял обе долбленки и зашпаклевал лишние отверстия. Каково же было мое удивление, когда к зиме снова в скворечниках засветились вторые аккуратно продолбленные круглые дырки. Летом дятлы не подлетали к скворечнику.
 Услышав близко стук дятла, я останавливаюсь и отыскиваю его среди заснеженных ветвей. Дятел, спиралью опоясывая сосновый ствол, медленно продвигается к вершине. Упираясь жестким хвостом и откидывая маленькую точеную голову, стучит и стучит по коре. Мелкие сучки и коричневая труха просыпаются на снег. Работает дятел истово, не жалея сил. Иногда голова его так быстро мелькает, что в глазах рябит.
 Я не люблю рано вставать, потому что слишком поздно ложусь. Раз уж разговор о птицах, то я принадлежу к разряду «сов», а не «жаворонков». Одно время даже работал по ночам, но потом поломал это правило: все-таки по утрам, разумеется, не тогда, когда еще занимается рассвет, ра-ботается лучше на свежую голову. А вот с интересной книжкой я готов без сна валяться на постели до глубокой ночи.
 Так вот, чтобы меня синицы по утрам не будили, я стал с вечера насыпать им в кормушку еду, но скоро понял, что это не выход: кормушкой тут же заинтересовались ночные «гости». Однажды я проснулся от ужасающего грохота и визга. Выскочив на улицу, увидел улепетываю-щего опрометью соседского пса и валяющуюся на тропинке кормушку. Хитроумная псина, и ростом-то невесть какая, умудрилась вскарабкаться по стене и грохнуться оттуда вместе с кормушкой. Я приколотил ее повыше, но теперь спать мне не давали кошки, которые с царапаньем и мяуканьем забирались в нее.
 Пришлось мириться с тем, что каждое утро вместо будильника меня поднимают чуть свет синицы.