Warning: fopen(/var/www/fastuser/data/www/acere.ru/engine/cache/related_616.tmp): failed to open stream: пФЛБЪБОП Ч ДПУФХРЕ in /var/www/fastuser/data/www/acere.ru/engine/modules/functions.php on line 337 Warning: fwrite() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /var/www/fastuser/data/www/acere.ru/engine/modules/functions.php on line 338 Warning: fclose() expects parameter 1 to be resource, boolean given in /var/www/fastuser/data/www/acere.ru/engine/modules/functions.php on line 339 Версия для печати > ВАХТА ПАМЯТИ
На главную > ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА > ВАХТА ПАМЯТИ

ВАХТА ПАМЯТИ


 Сегодня Дорога жизни стала уже легендой. И как-то немного странно относить эту легенду к себе. Но время идет, и сегодня я, уже седой человек, с волнением вспоминаю годы войны, блокаду Ленинграда, Дорогу жизни через Ладожское озеро.
 Когда началась война, мне было 10 лет.
Совершенно безнадежного, полностью истощенного от голода, меня выходили в полку солдаты, и я в 11 лет стал солдатом — сыном полка.
 Детская память крепкая. Мне запомнилось все до мельчайших де-телей: первый день войны, блокада Ленинграда, полк, затем ранение, госпиталь, снова полк и снова ранение.
 Мне, как и всем моим сверстникам, выпала нелегкая доля — доля войны. Выросло новое поколение, и многим трудно себе представить, что такое война и что такое блокада Ленинграда.
 Я вспоминаю холодный ноябрьский день — самый зловещий в период блокады — 20 ноября 1941 года. В этот день было объявлено об очередном снижении нормы хлеба на день. Для рабочих она составила 250 граммов, для всех остальных — 125 граммов. Понять, что это был за хлеб, узнать его может лишь тот, кто пробовал его сам.
 Этого хлеба, состоявшего на две трети из всевозможных примесей, сырого, черного, мне не забыть до конца своих дней.
 В одной из книг я прочел, что человеку в сутки нужно около 3 тысяч калорий. Так вот 125 граммов хлеба составляют всего 200 калорий.
 Как и все ленинградцы, я верил в победу над гитлеровцами, знал, что страна не оставит нас в беде. А пока с другими ребятами грузил на грузовые трамваи песок для мешков, из которых складывались защитные сооружения в центре города, дежурил на крыше и чердаке своего дома, тушил зажигательные бомбы.
 Я жил в Октябрьском районе, на проспекте Римского-Корсакова, недалеко от Адмиралтейского завода. Район был опасным. Наш дом находился всего в пяти трамвайных остановках от Нарвских ворот, а там рядом Кировский завод и передний край обороны.
 Хорошо помню 8 сентября. Фашисты в этот день предприняли первый массированный воздушный налет на город, и затем налеты вражеской авиации стали непрерывными. Еще раньше начались артиллерийские обстрелы города. В один из сентябрьских дней мы пережили семь воздушных налетов и три обстрела. Зимой в наш дом попал снаряд, он не разорвался и, проломив потолок в нашей квартире, застрял.
Запомнилось мне 7 ноября.
 Я с матерью и несколькими жильцами стоял под аркой дома. Внезапно раздался страшный вой, а потом сильный взрыв. Взрывной волной я был брошен на землю. Когда вскочил, то на мне не было шапки и, как ни странно, не осталось ни одной пуговицы на пальто. Под ногами у всех осколки стекол, вылетевших из окон. И тут же на крышу дома и двор упали десятка два небольших зажигательных бомб. Еще не успев опомниться от взрыва, все кинулись тушить «зажигалки». Наутро выяснилось, что бомба весом в 1 тонну разрушила полностью дом на другой стороне канала Грибоедова, как раз напротив нашего дома.
 Смерть настигала людей на улице, в квартире. В начале марта 1942 года мать возила меня, уже совершенно обессилевшего, на саночках в столовую, чтобы накормить обедом. Светило весеннее солнце. Солдаты грузили умерших на грузовики, чтобы затем похоронить в братских могилах на ставшем теперь знаменитым Пискаревском кладбище.
 После войны вышло много книг о блокаде Ленинграда. В одной из них я прочел, что в декабре умерло более 52 тысяч человек, в январе и феврале — почти 200 тысяч. Согласно заключению Чрезвычайной государственной комиссии, от голода во время блокады умерло 641 803 человека.
 Эту цифру я привел для того, чтобы показать, как тяжело было ленинградцам. Но ни обстрел, ни варварские бомбежки, ни голод не смогли сломить дух ленинградцев. Каждый жил одной мыслью — отстоять город от фашистов.
 В эти мартовские дни я написал письмо на фронт отцу, в котором рассказал о нашем тяжелом положении, просил его бить фашистских гадов, чтобы быстрее освободить город из кольца блокады. Не знаю, кому показал отец письмо. Только 14 марта 1942 года из полка приехало несколько человек в Ленинград. Они навестили меня и мать. Увидев, что я в очень тяжелом состоянии, они завернули меня в одеяло и увезли в полк, где и выходили. Таким образом, своим спасением я обязан родной армии, в рядах которой нахожусь уже более сорока лет.
 Судьба города зависела и от организации подвоза продуктов. И тогда было принято решение наладить доставку продовольствия в Ленинград через Ладожское озеро. Дело было очень тяжелым и опасным. Ведь на южном берегу Ладоги стояли батареи фашистов. В северной части озера хозяйничали финские войска. Но была еще свободной узкая полоска ладожской воды между западным и восточным берегами. Вот этой-то полоске и было суждено со временем превратиться в легендарную Дорогу жизни. Большая часть ее проходила на виду гитлеровских позиций.
 Подвоз продовольствия по льду позволил уже 25 декабря увеличить норму выдачи хлеба. Эта радостная весть мгновенно облетела весь город. Все, кто мог ходить, вышли из домов, чтобы поделиться общей радостью. Мы обнимали и целовали знакомых и незнакомых, плакали от счастья. Этот день незабываем. Каждый из нас в этой прибавке почувствовал провал вражеской блокады. Это была наша первая победа — победа ленинградцев.
 24 января 1942 года норма снабжения хлебом вновь была повышена, а 11 февраля хлебный паек был снова увеличен.
 Зимняя дорога по льду Ладожского озера действительно стала Дорогой жизни. В течение четырех месяцев по ней из Ленинграда было эвакуировано более 500 тысяч детей, женщин, престарелых и больных. С мая по ноябрь 1942 года по воде было вывезено еще около полумиллиона человек.
 Мне пришлось дважды во время войны пересечь Ладогу. Первый раз это произошло в октябре 1942 года.
 В конце сентября я был ранен в районе Невской Дубровки. Лежал вначале в полевом госпитале, затем в Ленинграде, недалеко от Финляндского вокзала.
 И вот в середине октября мне объявили, что я в числе других тяжелораненых буду эвакуирован через Ладогу на Большую землю в один из тыловых госпиталей.
 Из госпиталя нас погрузили на санитарные машины и отвезли на вокзал, затем ночью на поезде повезли на берег Ладожского озера, на станцию Осиновец, по довоенной старой Ириновской ветке, где нас ждал корабль, который, как я узнал позже, назывался «Чапаев». Моряки называли свой корабль канонерской лодкой. Я был в те годы далек от моря, кораблей. Видел их только до войны на Неве. Поэтому в моем понимании «Чапаев» был грозным боевым кораблем.
 Мы вышли в море. Я думаю, что это сказано правильно. Ибо Ладожское озеро — это, по сути, море. Ведь оно самое большое в Европе. Подобно морю, оно многоводно. И характер у него не озерный, а морской. С середины августа и до ледостава здесь свирепствуют штормы, доходящие до 10 баллов.
 Перебинтованный, я лежал на носилках в кубрике. Но уже по кораблю пронеслось известие, что на «Чапаев» вместе с другими ранеными привезли мальчика-солдата. Ко мне пришли комиссар, матросы. Перенесли меня в теплое место — около трубы. Каждый считал своим долгом что-то мне сказать ласковое, подбодрить, чем-то угостить. До сих пор помню, как специально для меня корабельный кок сварил сладкую рисовую кашу. Я такую ел только до войны. Между тем Ладога стала доказывать, что она море, а не озеро. Ведь стояла середина октября. Это был период штормов. Наш корабль зарывался в волны. Вот тогда я и почувствовал, что такое быть моряком. Многих из нас укачало. В довершение всего над нами появилось три «мессершмитта». Несколько раз они выходили в атаку на наш «Чапаев». Сброшенные бомбы разорвались недалеко от борта, но, к счастью, в корабль не попали.
 Я не писатель, мне трудно описать тот поход. Но он, несмотря на свирепый шторм, бомбежку, пробудил во мне любовь к флоту, которая осталась во мне навсегда.
Мы благополучно пробились в Ко-бону — порт на восточном берегу Ладоги. Здесь под бомбежкой нас погрузили на вагонетки и по узкоколейке перевезли к стоящему санитарному поезду.
 Лежал я в госпитале на станции Шексна, недалеко от Вологды. Лежал долго и был выписан из госпиталя лишь 7 января 1943 года.
 После непродолжительного пребывания в Вологде меня направили вновь на Ленинградский фронт, в одну из частей. Вместе с молодым пополнением я теперь уже в обратную сторону должен был пройти через Ладожское озеро в Ленинград Дорогой жизни. Но теперь уже не на корабле, а по льду Ладожского озера из Кобоны в Осиновец, с восточного берега на западный. После проверки документов у бревенчатого шлагбаума мы вступили на ладожский лед. Перед нами открылась необъятная белая равнина со множеством дорожных знаков, уходящих от берега к горизонту. Было холодно. Ведь стоял январь. Вышли мы на лед в ночь. Такая предосторожность была нелишней. Ведь ледовая трасса проходила всего в 8—12 километрах от передовых позиций фашистов на южном берегу озера. Шли по накатанной на льду дороге. Возле подножия высоких сугробов курилась снежная пыль. Шел снег. Идти нужно долго. Ведь Дорога жизни протянулась на 30 километров и пройти ее нужно было до рассвета.
 Машины с потушенными фарами везли в Ленинград продовольствие. У каждой машины открыта дверца: если машина провалится в полынью или воронку от снаряда, тогда шофер и пассажир смогут из кабины выскочить. На каждом километре стояли маленькие домики из снега и льда — регулировочные посты. Нередко встречались вооруженные патрули. Вдоль трассы смотрели в небо зенитные установки. Со стороны южного берега слышалась ожесточенная канонада. А когда фашисты начинали обстрел трассы и снаряды падали вблизи, то наша колонна рассредоточивалась и замирала на снегу. В конце пути я почувствовал сильную усталость. Ноги просто не могли идти. Километра за четыре до западного берега командовавший пополнением офицер около одного из регулировочных постов остановил машину, груженную мешками с сахарным песком, и уговорил водителя взять меня и еще четырех заболевших бойцов в машину.
 Прибыв в Ленинград, мы узнали, что в эту ночь была прорвана блокада и создан коридор в несколько сот метров, через который город соединился с Большой землей. 19 января 1943 года Москва поздравила войска Ленинградского и Волховского фронтов.
Прошло несколько лет. Окончилась война. Во время учебы в Ленинградском нахимовском военно-морском училище мы проходили летнюю морскую практику на ставшей мне родной Ладоге. И как когда-то, в годы войны, я вновь шел по тому же пути от Осиновца в Кобону. Но теперь уже не было шторма. Ладога плескалась тихая и спокойная. Светило летнее солнце. Не было ни атак вражеских самолетов, ни артиллерийских обстрелов. И шел я не на «Чапаеве», а под парусом на баркасе. Трудно было передать мое волнение. Воспоминания теснились в груди... Ведь это была встреча с прошлым, которое в дальнейшем определило мою судьбу. Теперь мне кажется, что благодаря Ладоге я и стал военным моряком.
 
ПЕТРОЗАВОДСК
Петрозаводск — столица    Карельской АССР. Расположен севернее 60-й параллели, на берегу одного из крупнейших озер Европы — Онежского. Свою родословную город ведет от завода, основанного Петром I в устье реки Лососинки в 1703 году. Позднее город стал центром Олонецкой губернии, первым губернатором которой был поэт Г. Р. Державин. Современный Петрозаводск— крупный промышленный и культурный центр Карелии, связанный Волго-Балтийским водным путем с пятью морями.