До белого континента — Антарктиды оставалось еще более четырех месяцев безостановочного плавания. Амундсен планировал высадиться на ледяном барьере Росса — гигантском леднике шириной в несколько сотен километров. Пройдя вдоль него на восток, «Фрам» должен был достичь Китовой бухты. Здесь ледяной барьер значительно понижался и позволял легко переправить на него снаряжение, припасы, части деревянного дома, в котором предстояло жить участникам экспедиции.
Всю экспедицию предполагалось разделить на две почти равные партии: морскую и береговую. Первая осталась бы на «Фраме». Судно после разгрузки должно было покинуть берега Антарктиды, уйти в Буэнос-Айрес, а оттуда совершить рейс для исследования южной части Атлантического океана.
Лишь включенным в состав береговой партии посчастливилось бы участвовать в походе к Южному полюсу.
Кучин был приглашен в экспедицию как океанограф. Шансов войти в состав береговой партии у него почти не было. Но как ему этого хотелось! В дневнике 11 сентября Александр Степанович писал: «Теперь принимаюсь читать о южных полярных экспедициях. Все больше и больше хочется попасть в береговую партию, но, вероятно, не удастся. Плохо быть океанографом в подобных случаях».
В первый день нового, 1911 года, после пятимесячного похода встретился айсберг — сверкающая в лучах солнца плавучая ледяная гора.
Минуло еще около десяти дней, и тогда наконец с «Фрама» увидели ледяной барьер — могучую белую стену, вздымавшуюся из моря на высоту тридцати метров.
В Китовой бухте началась разгрузка судна. Это был нелегкий труд. «Редко мы ложились раньше 11 часов вечера, а вставали уже в 5 утра, — вспоминал Руал Амундсен. — Мы все с одинаковым усердием торопились закончить работу, чтобы «Фрам» мог уйти как можно скорее».
Корабль покинул бухту в середине февраля. Кучину пришлось остаться на «Фраме» вместе с другими девятью членами морской партии, «морскими разбойниками», как в шутку их называли. «Я знал, — писал Амундсен о команде «Фрама», — что всем им, почти без исключения, было тяжело оставлять нас в такой интересный момент и уходить в плавание, чтобы долгие месяцы бороться с холодом и темнотой, льдом и бурями, а потом еще раз проделать такой же путь на следующий год, чтобы идти за нами».
Плавание из Антарктиды оказалось куда сложнее и опаснее. Идти пришлось, лавируя между айсбергами, в ночной темноте, в пургу. Потом началась полоса ураганов. Полтора месяца продолжался этот напряженный переход, пока «Фрам» не достиг мыса Горн. Отсюда до Буэнос-Айреса дошли уже легко, подгоняемые западным ветерком.
«Иногда становится скучно и хочется побывать дома, — писал Александр Степанович из Аргентины,— но надо окончить этот путь на «Фраме». Осталось уже меньше года. Завтра снова уходим в море. Теперь будет научная работа — моя любимая. Может быть, ради этой-то части экспедиции я и поехал».
«Фрам» пересек Атлантический океан с запада на восток и вышел к побережью Африки. Наконец-то Кучин мог с головой уйти в исследования тайн океана. Капитан Нильсен рассказывал, как радовался русский океанограф, когда, собирая планктон, ему удавалось поймать в сеть какое-нибудь «морское чудо».
Почти три месяца длился научный рейс. Кучин вполне мог гордиться его результатами. Было пройдено более 15 тысяч километров. Проведено 60 глубоководных станций (подробных наблюдений в шестидесяти точках океана). Взято почти 900 проб воды с различных глубин и около 200 проб планктона — организмов, населяющих толщу морской воды.
Когда Фритьоф Нансен ознакомился с работой Кучина и его помощников, то с восхищением отметил, что она «в научном отношении не уступает достижениям их товарищей в стране льдов».
«Фраму» надо было опять спешить на юг, чтобы забрать береговую партию. Когда он пришел в Китовую бухту, Южный полюс был уже покорен.
Кучина «на Фраме» не было. Он покинул его в Буэнос-Айресе. У Александра Степановича кончилась отсрочка по военной службе. Требовалось возвращаться на родину.
